Когамов М.Ч. выступил с докладом на международной конференции в Алматы (Ак-булак)


Когамов М.Ч. — Председатель Общественного Совета МВД РК, Директор НИИ уголовно-процессуальных исследований и противодействия коррупции Университета КАЗГЮУ д.ю.н., профессор Когамов М.Ч.

Процессуальная самостоятельность следователя:

пределы контрольно-надзорного вмешательства

(выступление с докладом на международной конференции на тему: «Модернизация процессуального законодательства – гарантия эффективности правосудия и правоохранительной деятельности». Алматы, Ак-Булак, 3-5 марта 2016 года).

Свое выступление я хочу начать с одного ставшего уже историей документа, а именно резолюции Президента РК на одном весьма любопытном документе – служебной записке К.Ш. Сулейменова, тогда Министра внутренних дел РК — Командующего внутренними войсками, датированной 15 мая 1998 года, о необходимости исключения дробления военно-следственного департамента МВД и соответствующих подразделений на местах по нескольким ведомствам (МВД, КНБ, Минобороны) и его оставлении в системе МВД РК.

Вот как отреагировал Президент на данный документ: «Сарсекову Б.С. Прошу впредь положить конец надуманным реформам, дезорганизующим деятельность правоохранительных органов».

С тех пор утекло много воды, а реформы продолжаются, зачастую ничем не подкрепленные и ничем не обоснованные. Только в УПК с момента его принятия и до введения в действие с 1 января 2015 года дважды вносились изменения и дополнения, а после его введения в действие на протяжении 2015 года это произошло уже трижды. Наконец, наисвежайший пример, очередная по счету постановка на высоком государственном уровне вопроса о необходимости новых дополнений и изменений в УК, УПК.

Ладно, можно допустить тезис о том, что практика не стоит на месте, а это, в свою очередь, требует оперативной коррекции уголовного процесса. Но давайте задумаемся, как эти новшества воспринимает реальная, «полевая» практика в лице простых следователей, их руководителей, прокуроров, процессуальных прокуроров, судей, следственных судей. Ответ может быть только отрицательным. Причин много, самая главная – данные изменения и дополнения не прорабатываются там, внизу, и поэтому там, внизу, не разделяются их исполнителями.

К примеру, была хорошая задумка, и мы ее первыми реализовали на практике, я имею в виду создание Государственного следственного комитета с оперативно-розыскным сопровождением. Никогда такого ведомства на пространстве ни СССР, ни СНГ не было. Но мы не воспользовались этим историческим шансом, в результате ГСК был упразднен, но его организационно-правовые принципы по-прежнему используются в основе формирования новых органов уголовного преследования, то есть, нет, да нет, но мы к ним возвращаемся.

И сегодня, на мой взгляд, нет необходимости поднимать вопрос об очередном реформировании следственного аппарата страны по следующим двум причинам.

Первое. Мы это уже проходили и общество нас просто не поймет.

Второе. Это может привести к потере на долгое время профессионального ядра следственного аппарата страны или к окончательному разрушению его кадров, определенная часть которого сегодня с трудом приспосабливается к работе в составе новых государственных органов страны (Минфин, Министерство по делам государственной службы).

Благо, что на этом фоне остаются относительно стабильными следственные аппараты органов внутренних дел и национальной безопасности.

В целом вопрос о едином следствии или ином его организационном построении следственного аппарата не имеет под собою на данный момент веских аргументов и не должен рассматриваться как важнейшее средство укрепления процессуальной самостоятельности следователя по уголовным делам.

Административизм, начальники, бюрократия присутствуют даже в судебной системе, и эти признаки будут сохраняться при любом построении следственного аппарата страны.

В этих условиях надо внимательно посмотреть на фигуру следователя и на его взаимоотношения с иными субъектами уголовного процесса. А картина здесь такова.

Положение следователя весьма плачевное. Посудите сами.

Над ним довлеет большое количество начальников: начальник следственного отдела, руководитель правоохранительного органа, прокурор, процессуальный прокурор, следственный судья. То есть мы сделали все, чтобы подозреваемый был недосягаем для следователя. В этом же пакете большая текучесть следственных кадров. К примеру, по стране только в системе МВД на 01.02.16 года не укомплектовано более 400 должностей следователей (11,4 %) и более 300 должностей дознавателей (22,9%), в столице, соответственно, более 200 должностей следователей (49,2 %) и более 200 (73,4 %) должностей дознавателей. Среди коренных причин – ненадлежащие условия для работы, в том числе нехватка служебных кабинетов, высокая процессуальная нагрузка по находящимся в производстве уголовным делам, низкая заработная плата. Единственный привлекательный для них сегодня момент – наличие определенного социального пакета, прежде всего, в форме компенсации поднайма жилого помещения во время службы. И на этом все.

А в целом полное отсутствие видения дальнейших перспектив работы.

Как можно и нужно точечно исправить процессуальное и иное правовое положение следователя сегодня.

Первое. Для того чтобы поднимать вопросы об укрепления его процессуальной самостоятельности по уголовным делам, необходимо возобновить работу над принятием закона «О статусе следователя», проекты которого имеются и я готов ими поделиться. Все правоприменители страны сегодня имеют «свои» законы, а следователи – нет. В этой связи мне невольно вспоминается образ следователя – «золушки» в уголовном процессе, использованный мною в статье 2000 года «Следователь не должен быть «Золушкой» (см. «Казахстанская правда», 2000, 13 июля).

Политическое и юридическое значение этого шага очевидно: принятие долгожданного закона существенно укрепит престиж следственной работы в обществе и государстве и повысит ответственность следователя за результаты своей работы.

Поэтому, полагаю, что статус следователей данным законом необходимо максимально поднять и приблизить в определенной части к судейскому: в порядке назначения, социального обеспечения и т.д.

Иначе говоря, не должно быть существенной разницы в его правовом,  процессуальном и социальном положении в сравнении с судьями, поскольку следователь начинает, а судья завершает его процессуальную работу. И вот если мы решим данную проблему, то сможем идти дальше: поставить и решить вопрос о его большей процессуальной самостоятельности по уголовным делам.

То есть сделать главный акцент в его работе на то, чтобы он занимался больше расследованиями, а не «беготней» за получением согласий и санкций по кабинетам своих начальников, прокуроров, следственных судей в условиях, когда этого можно избежать за счет некоторой коррекции отдельных норм УПК.

Словом, предоставить следователю возможность для полноценной самостоятельной работы, а также согласования по отдельным принципиальным вопросам своих решений и действий либо с прокурором, либо со следственным судьей или с тем и другим в определенной последовательности. Что я имею в виду?

Например, запрет на приближение, это не мера пресечения, это не избрание заключения под стражу, это иная мера процессуального принуждения, но чтобы его установить, следователю приходится поработать с собственными руководителями, прокурорами, а также со следственными судьями. Насколько это оправданно? Если же его будет применять следователь непосредственно, опираясь на материалы уголовного дела, у подозреваемого всегда в таком случае должна быть возможность обжаловать этот акт следователя прокурору, следственному судье.

Дальше. Депонирование показаний следственным судьей. Почему следователь сам не вносит решение по данному вопросу следственному судье, а делает это через своих руководителей и прокурора. А насколько это оправданно? Ведь речь идет о том же допросе, но в условиях судебного порядка его проведения.

Также, полагаю, не отвечает потребностям практики борьбы с преступностью достаточно длительная по времени и практически не защищенная от разглашения процедура получения санкции следственного судьи на проведение осмотра, обыска, выемки, личного обыска (п.п. 13-16 ч. 1 ст. 55 УПК).

Полагаю, что следователю необходимо предоставить полную самостоятельность в принятии решений и производстве указанных выше следственных действий, однако с последующим обязательным направлением материалов следственных действий прокурору для изучения, а также передаче следственному судье для проверки законности. Думаю, что этот  порядок не будет противоречить требованиям п. 1 ст. 25 Конституции РК, который, прямо не называя субъекта санкционирования осмотра жилища, обыска, отдает разрешение данного вопроса на усмотрение законодателя, закона.

Словом, есть над чем подумать, и эти предложения, при условии их принятия, не идут вразрез с классическими требованиями Конституции,  прежде всего, норм статьи 39.

Более того, по поводу процессуального порядка проведения данных следственных действий к Казахстану со стороны международного сообщества вроде как, никогда не возникало каких-либо претензий.

Второе. Необходимые организационные условия, вплоть до выделения дополнительной штатной     численности (полное сосредоточение на курируемом деле) и большую самостоятельность в свете вышеизложенного надо придать процессуальным прокурорам. Работая в одной связке со следователем, его начальниками, он должен взять на себя практически все вопросы, которые в определенной части пока остаются в компетенции руководителя прокуратуры.

В частности, возложить на процессуального прокурора все полномочия стандартного прокурора, указанные в ч. 1 ст. 193 УПК и некоторых иных статьях УПК, с одновременным распространением на него некоторых исключительных полномочий руководителя прокуратуры, указанных в ч. 2 ст. 193 УПК, например, отмену незаконных постановлений следователя, дознавателя, органа дознания, а также постановлений и указаний начальников следственного отдела и органа дознания; рассмотрение жалоб на действия и решения следователя, дознавателя, органа дознания, начальников следственного отдела и органа дознания; при нарушениях законности – отстранение следователя, дознавателя от производства досудебного расследования по уголовному делу; возвращение уголовного дела для производства дополнительного расследования; продление срока досудебного расследования до определенного временного предела.

Полагаю, что со всеми этими исключительными полномочиями на фоне не менее принципиальных, указанных в п. 10 Инструкции по организации надзора процессуальным прокурором (Приказ Генерального Прокурора Республики Казахстан от 29 декабря 2014 года № 163), вполне может справиться процессуальный прокурор без участия руководителя прокуратуры. Это также скажется на быстроте расследования уголовного дела с его участием.

В целом в данном приказе содержатся отдельные положения, которые могут повлиять на процессуальную самостоятельность процессуального прокурора, настраивать его на обвинительный уклон в курируемом деле, и их надо пересмотреть.

Например, согласно п. 14 Инструкции в случае освобождения подозреваемого из-под стражи в ходе досудебного расследования в связи с прекращением дела ввиду невиновности или недоказанности, вынесения судами оправдательного приговора либо постановления о прекращении дел по реабилитирующим основаниям, процессуальный прокурор незамедлительно письменно уведомляет руководителя прокуратуры.  Факт освобождения лица от уголовной ответственности ввиду его невиновности в обязательном порядке рассматривается на оперативном совещании при руководителе прокуратуры с участием процессуального прокурора и органа уголовного преследования, при этом решается вопрос об ответственности виновных лиц. Заключение о законности принятого процессуального решения и протокол совещания в трехдневный срок (со дня проведения совещания) представляются в Департамент, который проверяет законность и обоснованность принятых мер и т.д.

Третье. Аналогично необходимо создать организационные и процессуальные возможности, в том числе выделить дополнительную штатную численность, для полноценной работы следственных судей со следователями и дознавателями при даче санкций для производства отдельных процессуальных либо следственных действий.

В этом плане необходимо, подчеркиваю, пересмотреть условия, основания и порядок получения следователем санкции у следственного судьи на производство процессуальных либо следственных действий, исключить либо сократить все ненужные в этом вопросе инстанции (согласования), то есть дать ему полную самостоятельность, однако с обязательным уведомлением прокурора о принятых решениях и произведенных действиях для оценки их законности лично либо с вовлечением в эти процедуры следственного судьи, а также правом обжалования участниками процесса решений и действий следователя прокурору либо следственному судье.

Четвертое. Достоинство действующего УПК, как и всех прежних, заключается в том, что им четко определяется подследственность уголовных дел органам уголовного преследования, что в целом исключает любые споры о подследственности, дублирование в работе органов досудебного расследования и т.д. (см. ст. ст. 187, 191 УПК).

Однако во все исторические периоды, независимо от установленной законом подследственности уголовных дел, неизменным остается право прокурора получать в свое производство любое уголовное дело и проводить по нему расследование с использованием компетенции и полномочий следователя. Вместе с тем и тогда, и сейчас данное право прокурора не конкретизировано, и это сделано законодателем не случайно.

Дело в том, что для прокурора функция досудебного расследования не является основной и служит лишь для реализации им основной функции – прокурорского надзора за законностью досудебного расследования уголовного дела. В следственной практике довольно часты случаи, требующие высокой объективности и достаточности в расследовании уголовного дела, что зачастую не в состоянии обеспечить следственные аппараты органов уголовного преследования страны.

Приведем ряд характерных примеров: когда сотрудники органов досудебного расследования являются либо потерпевшими в деле, либо субъектами уголовного правонарушения; когда стороны выражают письменное недоверие к органу предварительного следствия по мотивам существенного нарушениям норм УПК при производстве досудебного расследования; когда по данным прокурорского надзора расследование дела растянулось по времени, заволокичено; когда в органе досудебного расследования нет компетентных следователей, способных довести расследование дела до логического завершения, и по этому поводу есть  письменное ходатайство его руководства; когда для расследования дела необходимы усилия нескольких следственных аппаратов под руководством специального прокурора; когда в ходе расследования дела возникло противостояние между правоохранительными органами и т.д.

Таким образом, оснований для принятия дела в производство специальными прокурорами в практике возникает много, и законодатель с учетом данного обстоятельства не стал их подробно регламентировать, ограничившись вначале 16 марта 2001 года, а затем 17 июля 2009 года соответствующими поправками в п. 12 ч. 1 ст. 197 УПК 1997 года. Замечу, что новая редакция пункта 12 ч. 1 ст. 197 УПК тогда ни у кого не вызвала возражений. Как и не возникало вопросов по аналогичной редакции п. 12 ч. 1 ст. 193 УПК 2014 года. Поэтому вопрос принятия спецпрокурорами в свое производство уголовных дел сегодня – это не повод для полемики и ведомственного перетягивания «одеяла».

В целом для правильного решения всех вышеуказанных вопросов потребуется время, для чего предлагаю провести республиканское собрание с участием рядовых следователей, процессуальных прокуроров, следственных судей и других заинтересованных лиц, на котором предметно обсудить насущные проблемы досудебного уголовного процесса.